— Что здесь произошло?

Он тихо застонал и попытался поднять голову. С неожиданной для себя нежностью она обхватила его голову ладонями и мягко переспросила:

— Что случилось?

— Картина… он…

— Кто? Кто он?

— Буркхардт. Он…

И потерял сознание. Она еще раз внимательно всмотрелась в его лицо, потом поднялась, стараясь не запачкаться кровью.

— Не шевелитесь, — тихо сказала она. — Все будет хорошо. Я позабочусь об этом.

Она приложила край его одеяния к ране, пытаясь остановить кровь. Больше она ничего не могла для него сейчас сделать. Мэри подняла взгляд и увидела пустую раму там, где должна была висеть икона. Забыв о раненом, она выбежала на улицу.

Только бы он не успел уйти далеко. Через несколько минут она догнала его; мужчина остановился посреди улицы и разглядывал карту города.

Мэри мысленно возблагодарила небо за бессистемное расположение римских улиц и замедлила шаг, стараясь держаться ярдов за сто от незнакомца.

«Кажется, мы занервничали, — подумала она. — Ну же, давай! Куда ты сейчас собираешься, малыш?»

Мужчина свернул на виа Альбина, потом прошел через парк, еще раз сверился с картой, пересек площадь и вошел в здание железнодорожного вокзала. Мэри держалась на почтительном расстоянии. Она наконец вспомнила, кто он такой, хотя должна была вспомнить сразу, как только услышала его имя. Это же как яичница и бекон — иконы и Буркхардт. Ну конечно.

Мужчина отчего-то передумал и снова вышел на улицу. Обойдя здание вокруг, он направился к вокзалу Остиенсе. На этот раз Буркхардт проявил больше решительности. Войдя в здание вокзала, он прямиком пошел к камере хранения. Достав из кармана несколько монеток, забросил сумку в ячейку, закрыл ее и убрал ключ в карман.

На улице он поймал такси, и Мэри отказалась от дальнейшего преследования — теперь оно уже не имело смысла. Она зашла в бар на другой стороне улицы. На всякий случай нужно выждать с полчаса. Но сначала — акт гуманизма. Она набрала номер «Скорой помощи».

Стараясь говорить, насколько это было возможно, с римским акцентом, она сообщила о несчастном случае в церкви монастыря Сан-Джованни и повесила трубку, прежде чем ей успели задать дополнительные вопросы. Без двадцати восемь. Теперь совесть ее чиста. Можно выпить чашку капуччино с большой шапкой пены и съесть пирожное, заняв столик где-нибудь в углу. Она не сомневалась, что через несколько минут все ее проблемы чудесным образом разрешатся. Может быть, уже сегодня вечером она сядет на самолет и полетит домой.

В десять минут девятого она зашла в здание вокзала и уверенно направилась к стойке администратора.

— Бон джорно, — произнесла она с ужасающим акцентом, приклеив на лицо бессмысленную улыбку. — Есть один проблем. Трудность. Понимаете?

Дежурный администратор, привыкший к тому, что туристы проявляют полный идиотизм, тяжело вздохнул и любезно улыбнулся. У него сегодня было хорошее настроение. Последняя смена перед отпуском. Целый год он планировал, как провести его, и теперь уже считал часы до его начала. Ему не терпелось бросить вызов повседневной рутине.

— Да?

— Багаж? Остался багаж. Urn, consigno? Потеряла ключи. — Жестикуляцией она попыталась показать, будто открывает ключом замок. — Большая проблема. — И снова широко улыбнулась.

Мужчина нахмурился и шаг за шагом начал выяснить, что ей от него нужно. При этом он пытался найти смысл в той чепухе, которую она изрекала, а она старалась не сбиться на итальянский, которым владела преотлично.

— Ах! Вы потеряли ключи от своей ячейки. Верно? Она радостно закивала, потом взяла лист бумаги, нацарапала на нем С37 и дала ему прочитать.

— Что там лежит? Вы должны мне сказать. Иначе как я узнаю, что вещи принадлежат вам?

Она помедлила с ответом, сделав вид, что не понимает, потом помахала рукой, показывая, что ужасно торопится на самолет. В конце концов она снизошла до понимания и, очень натурально изобразив возмущение от того, что кто-то может сомневаться в ее порядочности, снова замахала руками.

— Сумка, — сказала она. — Кейс. Sacco, si. Красивая. Светло-коричневая. Ремень на плечо. Молния.

Она начала сумбурно перечислять содержимое сумки, стараясь говорить так быстро, чтобы он не смог разобрать ни единого слова. В конце концов, сдаваясь, он поднял руки.

— О'кей, — сказал он. — О'кей.

Администратор выдвинул ящик стола, достал ключ и пошел с ней в багажное отделение. Мэри показала ему ячейку, и он открыл ее своим ключом.

— Ну вот она, — с удовлетворением сказала Мэри, завладевая сумкой. — О, спасибо, синьор, вы так любезны. — Она сжала его ладонь обеими руками, изображая горячую благодарность.

— Не стоит, — сказал он. — В следующий раз будьте внимательнее.

Он поленился сделать запись в книге, как того требовали правила, но взял себе на заметку сообщить кому следует, чтобы заказали еще один ключ. Но не сейчас. Сегодня слишком много работы. Можно оставить это на потом.

Мэри Верней пошла в туалет, закрылась в кабинке и поставила сумку на колено. Ну, вот и конец пути. Слава тебе, Господи. С бьющимся сердцем она расстегнула молнию на сумке и…

Иконы в сумке не было. Там лежали деньги, очень много денег. Только зачем они ей?

«Проклятие! Иконы здесь нет. Тогда где же она, черт побери?»

Мэри пересчитала пачки, прикидывая, сколько же там денег. Немецкие марки. Около двухсот тысяч крупными и мелкими купюрами. И больше ничего.

Она застегнула сумку и задумалась.

«Ничего не понимаю. Ладно, сначала нужно избавиться от сумки».

Она вышла из туалета, поднялась на платформу и за несколько секунд до отправления электрички успела втиснуться в переполненный вагон. Она прекрасно знала, что никому в здравом уме не придет в голову поинтересоваться, есть ли у нее билет, тем более что через пять минут она сойдет. Вцепившись в сумку и выказывая не меньше волнения, чем Буркхардт, Мэри едва дождалась, пока поезд не причалил к главному терминалу и не исторг ее из себя вместе с еще несколькими сотнями пассажиров.

Оставив сумку в камере хранения, она позвонила Ми-кису. По его голосу было ясно, что она его разбудила.

— У нас новая проблема, — объявила она, как только он пришел в себя. — Иконы нет. Кто-то уже побывал в монастыре, совершил нападение на священника и унес икону. Я не знаю, кто это сделал, — продолжила она, — но сразу после ограбления туда заходил человек по фамилии Буркхардт. Тебе она знакома?

Как ни странно, Микис, похоже, слышал, кто такой Буркхардт.

— Да, — снова заговорила она, — это он, французский специалист по иконам. Он сейчас в Риме, и насколько я понимаю, тоже охотится за иконой. Не думаю, чтобы нападение на священника было делом его рук, но он вышел из церкви, после чего отправился на вокзал и оставил в камере хранения сумку. Вокзал Остиенсе. Ячейка С37… Естественно, нет, — сказала Мэри после паузы. — Можешь позвонить к нему в галерею и поинтересоваться, где он сейчас находится. Это даже тебе под силу. Но я не могу украсть картину, если ее уже украли. Нам придется встретиться позже. Я не понимаю, чего еще ты от меня ждешь.

«Должно сработать, — подумала она. — Не может же он ждать от меня чуда».

Переговорив с Микисом, она вернулась в свою гостиницу. Войдя со двора, она уже через десять минут появилась в гостиничном ресторане.

— Спала прекрасно, — сказала она официанту, который принес ей завтрак. — Вероятно, так влияет замечательный римский воздух. Я планирую сходить сегодня в художественную галерею. Какую вы посоветуете?